Скорая отвезла меня в больницу имени С.П. Боткина. Об этой больнице я слышал и раньше, поэтому у меня были основания полагать, что раз она известная, значит там проводят эффективное лечение.

Пообщавшись с новым лечащим врачом, я узнал, что подобного рода инфекции лечатся быстро… за 5-7 дней. Меня это убило. Конечно, 5-7 дней – это не 3-4 недели, но на тот момент я был настолько изможден, что каждые дополнительные сутки, добавленные к заточению, губили во мне последние проблески надежды когда-либо оказаться дома.

Я уже перестал верить в сроки. Каждый раз, когда близилась дата выписки, она отдалялась в силу каких-то причин. Меня пугала неизвестность. Мне казалось, что всю оставшуюся жизнь я проведу в скитаниях по больницам. Вылечив одно, мне придется лечить другое. Эх, если бы мне только при первичном обращении в больницу сообщили, что выписка будет возможна, скажем, через 2 месяца, то я бы, погоревав немного, двигался бы к своей цели, зная, что каждый прожитый день приближал меня к долгожданной выписке. Однако в реальности все происходило иначе.

В инфекционное отделение не допускали посетителей, поэтому поддержки близких мне было не видать. С другой стороны, когда постоянно приходится бегать в туалет, особенно не до общения.

В палате был всего лишь один парень моего возраста. Молчаливый, слава Богу. Палата была также оборудована собственным санузлом, что не могло не радовать.

Мне выдали специальный порошок, который я должен был принимать после каждого жидкого стула. Должен отметить, что уже на момент прибытия в Боткинскую больницу, мне немного полегчало: диарея была уже не настолько частой. Однако взамен я получил очень громкое урчание в животе, которое раздавалось ежеминутно.

В конце дня было необходимо сдать анализ кала. Выдали маленькую пробирочку с откручивающейся крышкой, к которой была приделана крохотная ложечка. Именно этой ложечкой я, судя по всему, должен был накладывать требуемую субстанцию в пробирочку. По-другому никак. Если бы мне дали здоровенную банку, то не было бы никаких проблем в удовлетворении пожелания врачей. Однако при наличии только вышеупомянутых приспособлений данная задача становится намного сложнее с технической точки зрения. Мне пришлось вооружиться знакомым мне по реанимационному отделению медицинским судном. Изначально план был таков: в судно накладывается субстанция, которая затем при помощи ложечки перемещается в пробирку. С исполнением второй части задачи я потерпел фиаско из-за мизерного размера ложечки и жидкой консистенции субстанции. Для заполнения пробирки хотя бы на четверть у меня бы ушло полчаса-час, поэтому я, как можно аккуратнее, начал переливать содержимое судна в пробирку. Наполнив до половины, закупорил ее и вытер на ней все то, что бросалось в глаза. Некогда белая бумажка с моей фамилией, наклеенная на пробирку, приобрела совсем иной оттенок…

На следующее утро лечащий врач сообщила, что результаты анализа будут известны только через 5 дней. Также предложила пройти колоноскопию и гастроскопию. От первого я категорически отказался, так как у меня уже не было сил преодолевать такого рода испытание. А тот факт, что мне уже ДВА раза делали гастроскопию за один месяц, не убедил врача отказаться от проведения этой процедуры. Тем не менее меня успокоили, сказав, что колоноскопия, может, и не понадобится.

После магического порошка и различных таблеток мне стало значительно лучше, поэтому у меня начал просыпаться аппетит. Однако в инфекционном отделении еда была очень специфичной: большинство блюд по своей консистенции представляло из себя безвкусное пюре. Люди из других палат также не вызывали восторг. У каждого – своя инфекция и было непонятно: передастся ли она тебе, если ты будешь пользоваться с виду чистым, но по трагическому стечению обстоятельств немытым столовым прибором, которым пользовался другой больной? Есть ли вероятность подцепить какую-либо заразу, просто находясь в одном помещении с другими инфицированными и вдыхая один и тот же воздух?

Мне было обидно, что я застрял в инфекционном отделении Боткинской больницы – месте, где быть не должен. Я должен был быть дома, либо, в крайнем случае, в НИИ, где бы меня лечили от синдрома Гийена-Барре.

В палате появился еще один молодой парень – теперь нас было трое. Вечером мы разболтались. Впервые за все мое пребывание в больнице у меня наконец-то были нормальные соседи по палате, которые не надоедали своими монологами, и с которыми можно было от души поржать.

В пятницу с утра я отправился на третью гастроскопию. Ничего подозрительного выявлено не было. Зря только делали.

Поскольку я чувствовал себя практически здоровым, во мне вновь зародилась надежда о более ранней выписке. Информацию о возможности данного мероприятия я мог получить только в понедельник.

В субботу все пошло наперекосяк: у меня опять началась диарея и заболел живот. Я грешил на то, что в последнее время расслабился и начал себе позволять есть то, что не рекомендовалось.

Промучившись всю субботу, в воскресенье почувствовал облегчение. Приехала мать с продуктами, которые бы получили одобрение у врачей. Немного пообщались по мобильному через окно. Очень насыщенный день.

Первого декабря, в понедельник, пошел первый снег. Символично. Одного парня выписывали уже в тот же день, другого – на следующий. Меня же планировали выписать до конца недели.

Привезли умного, но безумного (такой вот каламбур) старика. Он был очень начитанный, знал много различных фактов, и безумие его заключалось в том, что он обладал неимоверным желанием поделиться своими багажом знаний и точкой зрения с окружающими. Через 5 минут после его доставки из реанимационного отделения он начал расспрашивать про торренты, 4к мониторы, время работы айфона без подзарядки и, естественно, рассказывал нам, несведущим, как оно есть на самом деле. Говорил быстро и помногу, останавливаясь на 10 секунд для подготовки к очередной 10-минутной порции бесперебойного вещания. Что примечательно, каждое его предложение заканчивалось едва уловимым и изящным добавлением нецензурного слова. Первое время мы еле сдерживали смех, но уже спустя полчаса рассказов старика наш смех сменился мучениями. Парень, которого выписывали в тот день, пожелал нам терпения.

Вечером мне назначили странное лекарство c очень неприятным вкусом, которое нужно было принимать каждые 6 часов. На следующее утро мне сообщили, что у меня псевдомембранозный колит, который развился из-за антибиотикотерапии, проведенной в НИИ для лечения эрозии двенадцатиперстной кишки. Я, конечно, был в шоке от того, что в НИИ, похоже, никто не был осведомлен о возможных побочных эффектах антибиотикотерапии – бездействие врачей во время испытанными мною диареи и высокой температуры тому подтверждение. Псевдомембранозный колит при отсутствии своевременного лечения может привести либо к серьезным осложнениям, либо к летальному исходу. По крайней мере, правильно сделали, что отправили меня в Боткинскую больницу, а не домой.

Виновник развития псевдомембранозного колита – микроорганизм Clostridium difficile. Именно для борьбы с этим товарищем в понедельник вечером мне назначили тот самый неприятный препарат: ванкомицин. Поскольку непосредственное лечение только началось, то моя выписка могла отложиться еще на какое-то время. Если в понедельник утром выписка была возможна в период со среды по пятницу, то в момент разговора с врачом пятница была самым ранним сроком. Ванкомицин мог вызвать серьезные побочные эффекты, поэтому за мной было необходимо постоянное наблюдение врачей.

Очередной отсрочкой выписки меня уже было не удивить, тем не менее очень надеялся на то, что меня смогут выписать в пятницу.

В среду у меня появилась тошнота. Скорее всего, она была одним из побочных эффектов приема ванкомицина. К такого рода реакции организма отнесся с опасением: вдруг тошнота перерастет во что-то более серьезное и меня задержат еще на неделю? У меня не было сил оставаться в больнице, поэтому даже появлялись мысли о том, чтобы умолчать о тошноте.

Подселили еще одного деда, постарше «умного-безумного». Я его возненавидел. В больнице все пациенты, дабы не побеспокоить других больных, стараются вести себя как можно тише, тем более ночью. Новоявленный громко зевал, когда все пытались уснуть, крутился в своей кровати с таким грохотом, как будто он на ней прыгал, в туалет дверь захлопывал так, что я просыпался, и вдобавок не смывал за собой.
Вот Peter!

Больше всего меня вывело из себя, когда «безумный» решил нарушить тишину, задав вопрос «громкому» в 6 часов утра.

– <Имя>, Вы спите?

«Пожалуйста, не отвечай!» – мысленно взмолился я.

– Нет, а сколько сейчас времени?

– 6 утра. Похоже, что на улице холодно.

– Это да.

– А снега нет. Зима, называется! Если его на Новый год не будет, то на хрен этот праздник нужен? Испортили всю экологию своими заводами – вот ни хрена и не падает!

Разговор «плавно» перешел в обсуждение проблем сельского хозяйства в России, нашего истинного места на мировой арене, коррупции и т.д. И все это в 6 утра, когда за окном еще темно! Плевать им хотелось на то, что я спал. Сил их затыкать не было. Мне очень хотелось домой…

Врачу сообщил о тошноте, которая, к слову, прошла. Она была, действительно, побочным эффектом, и в этом ничего страшного нет. На вопрос о моей выписке на следующий день, врач мне сообщила, что, если она сможет найти альтернативу ванкомицину, то сможет меня отпустить.

Чувствовал себя вновь хорошо, несмотря на недосып. В отношении синдрома Гийена-Барре, значительных улучшений за время пребывания в Боткинской больнице не произошло. По-прежнему ни разу не мог сжать эспандер. Ходил уверенно, но медленно. В общем, никаких захватывающих перемен.

Наступила пятница. Врач не сделала свой стандартный обход утром, что меня обеспокоило. У нее, как назло, было какое-то совещание и нужно было подождать до обеда. Мне казалось, что меня уже и не выпишут. Выписывали бы меня – давно бы предупредили.

Тем не менее произошло долгожданное чудо: альтернатива ванкомицину нашлась, поэтому меня отправляют домой. Услышав эту новость, я чуть не прослезился от радости и облегчения. Наконец-то домой! Это был лучший подарок за месяц, проведенный в борьбе с заболеваниями. Я заслужил отдых.

Такси отвезло меня домой. Я чувствовал себя свободным. Никогда с таким интересом я не разглядывал дома, прохожих, природу. 

Было радостно осознавать одно: для людей вокруг начался очередной месяц, а для меня – вторая жизнь…